Садись на табурет и рассказывай: «Слепая» как философский трактат, миф и политическое высказывание

Бабушка никогда не ошибается. Эти слова знакомы всем, кто хоть раз, страдая бессонницей, мучаясь прокрастинацией или просто наслаждаясь жизнью, включал телеканал ТВ-3. Иногда всего лишь пару часов, а по праздникам и целыми днями, – каждый день на этом канале показывают сериал «Слепая» (а с 10 января и новые серии). Наш автор разглядел в этом метамодернистском мокьюментари-шоу попытки сформировать образ современной святой и самое точное на отечественном ТВ рассуждение о судьбе России.

Текст: Иван Киляков

Анализировать голливудское кино скучно. В общем-то, так же скучно, как каталогизировать хорошо сделанные стулья по признаку их причастности республиканской добродетели. Можно, конечно, но если стул хорошо сделан, думать не о чем – садись. В сериале «Слепая» табурет, на котором сидят гости Бабушки-провидицы, сделан сносно, хотя и пошатывается. Анализировать такой табурет интереснее, чем стул, да и о сериале «Слепая» думать интереснее, чем о современном Голливуде – там все давно освоили книжки по сценарному мастерству и за редким исключением штампуют одинаково неплохие фильмы (стулья). «Слепая» же – плохой сериал, бесспорное guilty pleasure, причем всегда guilty, но не всегда – pleasure. Но стоит ли говорить, что суммарно «Слепую» посмотрело больше домохозяйств, чем даже самый модный российский сериал последних лет – «Вампиров средней полосы», например, или взбудоражившую нашу редакцию «Карамору». Феномен в том, что мы не анализируем плохое кино, его как будто нет – о нем не почитаешь в журнале «Афиша», однако мы все его смотрим. Даже если только фоном. Но после двух лет общения в Zoom нам ли не понимать значимость фона.

За прошедшие годы фон впервые изменился только сейчас – после смерти Ирины Кравченко, харизматичной актрисы, игравшей титульную роль, помощью людям занялась ее дочь Раиса (и всё стало скучнее). До бабы Нины в сериале уже никто не доедет, её внучка-ассистентка Аня, может быть, наконец наладит личную жизнь, а дорога к её селу сотрется с карты. В сущности, это даже правильно: Бабушка ведь всегда была далеко и никогда – близко. И ее окончательное отдаление от мира – логичное продолжение того всё нарастающего разрыва, который всегда подчеркивался в сериале.

Разрыв между нашим обыденным миром и Бабушкой отражен в парадоксе местоположения её села. Чтобы добраться к ней, нужно выехать рано утром, или будешь на месте только заполночь. Баба Нина включена в любое пространство (к ней приезжают и из Москвы, и из приморских городов, и из Саратова), но в то же время всегда из него исключена (отовсюду не близко). Это фактически невозможное географическое положение оказывается для неё единственно реальным. В том же отношении «Слепая» и вне времени. В каждой серии Бабушка могла бы встать и «уйти» из России – завязанный на неврозах и духовных исканиях наших сограждан в период между присоединением Крыма и задержанием Навального, сериал при этом совершенно не фиксирует время. Таких сюжетов не могло бы случиться где-либо ещё, но и то, что они случились здесь, – совершенно необязательно: абсурд предполагает, но, в общем, не располагает. Цайтгайст – в отсутствии цайтгайста. В этом смысле никто бы не удивился, если бы в каком-то сезоне к Бабушке на прием стали приходить викинги, мушкетеры, крепостные – даже шведские рыцари-крестоносцы смотрелись бы органично. Совсем несложно представить героя «Седьмой печати» Ингмара Бергмана, просящего: «Нина, помогите: странный мужчина утверждает, что он – моя смерть, и навязывает партию в шахматы. Не могу больше. Помогите». И Бабушка, конечно же, помогла бы.

Сравнение с Бергманом преимущественно случайно, но симптоматично. Если вдуматься, «Слепая», при всей своей вторичности, – проект глубоко укорененный в классике, перерабатывающий её смелее, чем условный Богомолов. Потому что творчество Богомолова как бы интеллектуально, он даже свои базовые страхи прикрывает манифестами о смерти старой Европы. «Слепая» же на интеллектуальность не претендует, и поэтому так шокирует ревизия сюжета «Гамлета» в одной из серий. Гамлет там в итоге выживает, а дядя оказывается неплохим, в общем-то, человеком. В этом смысле оригинальному принцу датскому совет Бабушки тоже бы не помешал. Удивление от этого факта сменяется пониманием: построенная на трении высокого и низкого, величественного и пошлого, треша и мифа, «Слепая» – это шекспировские сюжеты, разыгранные в мещанском быту. «Макбет» в мире «1хБет». В реальности «Слепой» героев не осталось, но саги разыгрывать кому-то приходится – выходит плохо, да и «Гамлет» без благородного принца в качестве протагониста вдруг оказывается немыслимой жестокости бразильским сериалом. Но что поделать – так живём.


Однако бабушка Нина, в отличие от остальных персонажей, героиня как раз совершенно мифологическая. Задуманная как смесь Ванги и Матроны (достояние телеканалов Рен-ТВ и ТНТ с его «Битвой экстрасенсов»), героиня оказалась глубже, чем слияние двух исторических (или псевдоисторических) фигур: в ее прообразы стоит записать и Гэндальфа, и Тиресия, и даже мастера Йоду. Если с культовыми стариками ХХ века всё более или менее ясно: Гэндальф, списанный с Одина, – проводник судьбы в мире, а Йода живёт далеко и говорит загадками, то античные корни бабы Нины, вероятно, несколько менее очевидны. Но с Тиресием ее сближает как миниум неотвратимость предсказаний, частая семейно-родственная тема в пророчествах и отчетливая любовь сценаристов к эдиповским мотивам. Бабушка с точностью слепого пророка и скоростью ДНК теста на шоу «Пусть говорят» целую тысячу серий безошибочно определяла, кто кому брат, сестра, деверь и предок дальний, а крайняя экспликация этого мотива – тема родовых проклятий – особенно явно доминировала в первых сезонах.

Однако за укорененностью образа Слепой в эпической традиции просматривается и совершенно другой слой сериала – тот, в котором Бабушка предстает как героиня парменидовского масштаба. Она не просто бабка-травница, она стоит на границе между бытием и небытием, отделяя одно от другого. Баба Нина – последняя нравственная константа, последнее, что делает Россию реальной. Не потому что сериал – якобы сборник реальных историй про где-то действительно существующую героиню – нет, «Слепая» – мокьюментари, такое же реальное, как «Ведьма из Блэр» – просто в стране, где нет ни политики, ни единства, ни разнообразия, где всё одно и всё одинаково глупо; Бабушка – единственное, в сущности, заметное явление. В том смысле, в котором заметным был кит в «Левиафане» – все умрут, но он хотя бы останется.

Слепая с её вечными приметами, строгими наставлениями и добродушными упреками, по логике сериала, – единственное, что спасает страну от исчезновения. Всё остальное так абсурдно, так глупо и так, в сущности, немыслимо, что действительно смахивает на небытие. Бабушка Нина видит будущее, настоящее и прошлое, при этом придавая окружающему хаосу хоть какой-то смысл, структурируя историю глупости так, что её, оказывается, можно назвать судьбой. А самая смешная часть сериала – приметы (всегда разные и всегда одинаково дурацкие) – на самом деле, несущий элемент конструкции. Дело, конечно, не в соблюдении конкретных примет, а в том, что, следуя хотя бы одному правилу, человек уже в мини-масштабе как бы восстанавливает порядок, приобщается к Логосу. Но в этом смысле сериал печален: полное восстановление порядка невозможно, логос не вмещает космос, хаос неизбежен, один человек никогда не сможет следовать всем приметам, а посетители Слепой никогда не смогут послушаться ее совета с первого раза. Все оступятся, предадут, ошибутся. Но и с этим приходится как-то жить. По крайней мере, Бабушка никогда не ошибается.