Сила/Правда: «Месть ситхов» как пророчество, политический манифест и ответ Балабанову

Текст: Иван Киляков




Конец войны клонов. Ресурсы Республики истощаются, канцлер Палпатин еще не внес поправки в конституцию, но уже изрядно пересидел положенные два срока. Джедаи утомлены войной и медленно теряют себя: их миротворческая миссия сменилась погонами. В хаосе охватившем галактику теряется юный джедай Скайуокер, чья стихия – война. Его жена Падме забеременела, но юному рыцарю снится ее гибель в результате родов. Он мечется в поисках того, кто в силах ему помочь: то ли к Оби-вану пойти, то ли к Йоде, то ли к канцлеру, который хотя и политик, покровительствует юноше.

Энакин мечется, джедаи сомневаются, канцлер захватывает власть. Гигантская по размаху история – полотно военных действий соседствует в фильме с историей любви, политическими интригами и постепенным переходом главного героя на темную сторону. Лукас здесь становится автором гомеровского масштаба: столь явно избыточную, громоздкую и именно в этом великую картину не снял бы больше никто.

«Месть ситхов» важна не только и не столько как фильм, но как радикальное выражение взглядов ее автора. Свое кино Лукас снял еще в восьмидесятые, навсегда изменив ландшафт Нового Голливуда. В нулевых он вернулся к «Звездным войнам», как будто бы, чтобы рассказать предысторию Дарта Вейдера, но, на самом деле, чтобы развенчать как мифы своих фильмов, так и мифы современного мира.

С кинематографической же точки зрения, Лукас в трилогии приквелов выступает зачастую не как режиссер, а как супервайзер спецэффектов. Он начал снимать «Скрытую угрозу», только когда технологии достигли достаточно высокого уровня. Стало возможно нарисовать буквально всё. Этот подход достиг апогея в завершении трилогии – «Мести ситхов». Долгое космическое сражение в начале; локации, полностью созданные на зеленом экране и, наконец, обилие нарисованных персонажей – на экране буквально не осталось живого места.

«Месть ситхов», вовсе не совершенная как фильм, оказывается манифестом. В «Догме 95» Триером провозглашается кино, оперирующее с чистой реальностью – правда времени, места, действия. Лукас же снял фильм, полностью отказавшись от реальности – мир спецэффектов, мир вымысла – далекая-далекая галактика окончательно отрывается от нашей.

Помимо того, что «Месть ситхов» – формальный эксперимент, это еще и своего рода теория. Как любая big theory, фильм отвечает на ряд ключевых, «вечных» вопросов: отношения человека и государства, свободы и необходимости, жизни и смерти. Об ответах, данных в картине – в нашей статье.

Империя/Республика
Есть особая категория людей, которая сочувствует Империи. Мол, Палпатин вообще-то и ничего: дороги построил и офицеры у него толковые. Глупость, конечно. Если вам хочется примкнуть к этой касте, слава богу, немногочисленной – задумайтесь, когда что-то пошло не так. Фильмы Лукаса глубоко анти-имперские, потому что Империя построена на насилии. Любая власть, использующая насилие, любое добро, основанное на нем – плохи сами по себе. Это не та власть, которой стоит подчиняться и не то добро, которое стоит поддерживать. Именно это доносит фильм, последовательно опровергающий любые аргументы в защиту Империи. Но, что страшно, в защиту Республики тоже.


Великую галактическую Республику и ее власть над всеми мирами защищает ведь отнюдь не дипломатия. Когда сепаратисты решают отколоться от этого политического образования с ними не вступают в переговоры – с ними начинают войну. Энакин Скайуокер, еще мальчик, в сущности, с упоением рассказывает об «агрессивных переговорах», которые ведут на световых мечах. И его можно понять: а что он еще видел в жизни? Мастеров-джедаев, которые ругают его за безрассудство, а сами со световыми мечами на поясе говорят: «Мы миротворцы».

Чем дальше идет повествование, тем больше джедаи походят на кгбшников в их худшем изводе. Вначале они подозревают своих же, а потом и вовсе решают свергнуть власть. Мы-то знаем, что в этом они, скорее всего, правы, и во главе Республики – злодей. Но могут ли они знать наверняка? Может ли орден монахов-мистиков рассуждать о том, чтобы взять под контроль Сенат? Их враг Палпатин учит юного Скайуокера: «тот, кто получил власть, старается ее удержать». По сути: власть развращет. Его самого она развратила абсолютно, да и против джедаев выпад канцлера строго выверенный: играет на струнах мечущейся души. Однако его взгляд на мир неожиданно оказывается допустим. Палпатин развязал войну, посеял вражду и отправил Каина на Авеля («Ты был мне братом, Энакин!»), но и джедаи в нее вступить не преминули. Кто-то с гордостью Винду, иные – с яростью Энакина. Один лишь Йода предостерегает: «Пеленой темной стороны наш мир окутан. Война клоническая началась».

«Звездные войны», в этом смысле, – трагедия маленького и похожего на жабу из «Шрека», мастера Йоды. Пожилой джедай пережил всех, кто его любил, и, что самое страшное, пережил всех, кого любил сам. Его век оказался слишком долог, а моральный выбор на старости лет слишком тяжел. Он предостерегает друзей-джедаев, а те уважают, но не прислушиваются. Йода и сам это понимает: он смотрит на события подчас очень отстраненно. Старается спасти, кого может, но и сам знает об обреченности этих попыток. Он и в битву вступает, только, когда иного выхода уже нет. Йода – единственный джедай, чей меч спрятан в плаще.

Сила/Правда
Сила не помогает джедаям увидеть истину. И это тоже важный момент: герои оригинальной трилогии полагались на силу (подчас слепо), и это было логично. Цинизм Хана Соло отвергали – и правильно делали. Сам Йода говорил: «Союзник мой – моя сила». Только в приквелах он уже не так уверен, чувствует: что-то не то. Почему же сила покинула орден джедаев, республику, а, может, и галактику? Что это вообще такое? С этим вопросом и носится Лукас, словно задавая его каждому из героев. Пока его персонажи отделываются мантрой: «Да пребудет с тобой сила», режиссер с балабановской раздасадованностью вопрошает, в чем, собственно, сила. В чем сила, брат?


Лукас не может найти ответ, и об это все разбивается. Еще в «Скрытой угрозе» он сделал шаг в те просторы галактики, куда не захотел заходить. С неподдельным энтузиазмом сциентиста он в абсолютно мифологизированном мире заявил, да еще и несколько раз, что сила в мидихлорианах. Частицы такие: есть в каждом организме, но у кого-то их больше. Сила в этом прочтении стала, по большому счету, аномалией. Получше, конечно, чем лишняя хромосома, но повышенный инсулин как-то поспокойнее будет. С ним-то еще можно от армии откосить, а если мидихлориан в избытке – добро пожаловать в орден джедаев.

Лукас критикует Империю, но и к республике особо теплых чувств не питает: любая власть плоха, потому что она власть. В трилогии приквелов он с небывалой яростью срывает покровы лжи: что с вечно улыбающегося Палпатина, что с «миротворца» Мейса Винду. К нулевым Лукас неожиданно вспомнил, а, может, и не забывал никогда, что он не из Disney, а из «Нового Голливуда» – в левой руке Кэмпбелл, в правой руке Маркс. Финал приквелов – самая авторская часть «Звездных войн», сделанная с неприкрытой яростью Новой волны. Если вдумываться в происходящее на экране, смотреть фильм физически тяжело. Режиссер как Таксист из одноименного фильма врывается в мир, собственноручно построенный, и начинает там все крушить. Он восстанавливает справедливость, но на ее месте не оказывается буквально ничего. Потому что, может, и нет её.

Действительно, в чем справедливость? Ее (вместе с миром в галактике) должна нести Республика, но способна ли она? Государство в «Звездных войнах» показано вовсе не через Сенат – этот слабый и безвольный орган мало чем похож на классического гоббсианского суверена. Нет, Республика – это её армия, которой вначале не было. Изначально политическое образование у Лукаса было конфедеративным: союз планет без общей армии и с совещательным органом, но в «Атаке клонов» появляется армия клонов. С этого события и начинается подлинное государство.

Человек/Государство
Армия клонов – вершина милитаризма. Они похожи на людей, разве что растут быстрее и существенно покорнее – мечта, а не граждане. Через клонов показан образ идеального человека в оптике государства. И ведь действительно: клоны – образцовые солдаты, воплощение воли суверена. Они не просто отдали часть прав государству, у них прав и не было. Республика – не просто достояние народа, его общее дело или общая вещь – она создала свой народ. И это он её общая вещь.


Но клоны не плохи сами по себе: как любое государство (а его объективацией они и явлюятся), они до поры хороши. Джедаям опора, юнцам пример – приносят повсюду стабильность, равенство и братство. И действительно: броня клонов абсолютно одинакова, и каждый из них – брат другому, ведь у них один источник генетического материала.

Правда, есть у клонов и своя трагедия. Да, они объективация государственной власти, но все же люди. У них есть чувства. Перед битвой Оби-ван отдает приказы, и командер Коди спрашивает: «Генерал, я вас хоть раз подводил?». Это вопрос друга, товарища во многих сражениях – тех, которые случились и тех, которые только ожидаются. Еще чуть-чуть и начнут декларировать: «Наш командир рожден был хватом», но здесь неувязочка: командир-то из пробирки. За героическим пафосом и товарищескими шутками джедая и клона скрывается серьезная проблема. Оби-ван воюет за свободу, добро и мир во всем мире. А за что воюет Коди? Ему не суждено долго и счастливо жить в победившей республике: жизненный цикл клонов слишком короткий. Ему не суждено иметь в ней прав: дезертиров уже сейчас убивают, а на гибридов клонов и человеческих женщин смотрят косо. Ему вообще не суждено жить – для войны рожден, на войне и погибнет. Он никогда не подводил своего генерала, а вот генерал его подвел. И еще как.

Рождение/Смерть
Лукас из тех авторов, которые сами деконструируют свои произведения, разносят их до основания. От ностальгического очарования оригинальной трилогии, которая тоже гораздо глубже, чем кажется, в приквелах не осталось ничего. И после их просмотра тоже ничего не остается кроме глухой ярости, странного ужаса, ощущения, что злой взрослый нагадил в твою любимую песочницу. Лукас сам же и разрушил песочный замок, столь тщательно выстроенный им в восьмидесятые. Остался лишь песок. Такой грубый, жесткий, неприятный. Он проникает повсюду – но не здесь.


На месте детской мечты мы встречаем мир политиков, обсуждающих в театре теософию Блаватской. Мир, потонувший в собственном мистицизме. Мир, заранее обреченный на полураспад – он уже на грани. Но только на полу-, потому что «Звездные войны» чересчур дуальны для какой бы то ни было законченности. Фильм кончается одновременно и смертью, и рождением: эти процессы оказываются уравнены. Всё, как сказал Йода: «Смерть – это жизни естественная часть». Монтажные склейки чередуют схватки Падме и Энакина, превращающегося в Дарта Вейдера. Энакин умирает, но рождается Вейдер. Падме погибает, но у нее рождается двойня – повторение мотива дуальности.

Она проявляется и в другом – все американское кино (и историю) принято делить на до и после падения башен-близнецов, поскольку в тот день привычного мира не стало. Но к далекой-далекой галактике это обычно не относят: мол, что с них взять в этой фантастике. Между тем, центральный эпизод приквелов, их кульминация, их единственно возможный итог – рождение близнецов. В искореженный мир возвращается этот символ, а рождение и смерть уравнены вновь.

На свет появляются будущие герои – и в своей галактике, и в нашей. Но близнецы будут разрушены, а Люку и Лее надолго счастья в жизни не видеть. Кино Лукаса то ли дает, то ли отнимает надежду: двойственность далекой-далекой галактики не дает определиться даже с этим. Так что Люку расти под двумя солнцами, двум джедаем доживать век в изгнании, а двум ситхам до поры править галактикой и строить две Звезды смерти.


Дуальность «Звездных войн» не дает им кончиться, но в то же время – не дает впасть в непроглядный мрак. «Месть ситхов» показывает тотальную тьму, абсолютное разложение – герои достигли дна, но снизу еще постучали. И все же, надежда остается. Когда видишь, как глубоко можно провалиться в бездну, думаешь и о том, что значит сверху тоже что-то есть. Болезненность падения, ощутимость распада показывают нагляднее любой сказки, что существует и другое, отличное от зла, – разлагающееся, слабое, срывающееся с высоты (Йода) или уничтоженное в огне (храм джедаев и Энакин), но есть. И за «Местью ситхов» следует «Новая надежда», а за «Империя наносит ответный удар» – «Возвращение джедая».