Кушать подано: лакричная пицца по домашнему рецепту Пола Томаса Андерсона

13 января в широкий прокат выходит новая картина Пола Томаса Андерсона, самобытного американского режиссера, почти что единогласно признанного критиками классиком современности и мастером интеллектуального кино, — и всё это несмотря на сравнительно небольшую фильмографию. В нашей рецензии рассказываем, почему «Лакричная пицца» — это не угроза вкусовым рецепторам, а услада для глаз, ушей и души.

Текст: Елизавета Клеймёнова

Алана (Алана Хаим) и Гэри (Купер Хоффман) случайно встречаются на школьной официальной фотосессии, куда оба пришли по принуждению: Гэри как на обязательное внеклассное мероприятие, Алана как на работу. Он — пятнадцатилетний подросток, открытый и харизматичный парень, слегка навязчивый, но всё же внимательный к людям. Она — двадцатипятилетняя девушка, искренняя и впечатлительная, но обиженная на себя и окружающих за то, что молодость её проходит незаметно, а каких-либо перспектив впереди всё ещё не видно. «Лакричная пицца» — это история о любви и выборе: о том, как первая влюбленность и дружеская симпатия с трудом, но всё же дорастают до зрелого чувства; как неопытность преодолевается уверенностью, а привычка — сомнением.

Что явно отличает Гэри и Алану от других персонажей Андерсона и от типичных драматических героев в целом, так это их естественность — прозаичная, как акне на лице подростка, и всеобъемлющая, как сама жизнь. Они ведут себя так, как вели бы себя актеры — Купер и Алана — в подобной ситуации: сам режиссер в нескольких интервью рассказывал, что часто пишет роли под конкретных артистов, благодаря чему может использовать все грани их таланта. Все переживания героев оказываются нераздельно слиты с личными переживаниями реальных людей, к внутреннему миру которых у зрителя, очевидно, нет доступа. «Лакричная пицца» повествует о многом, в том числе, о трагическом; однако вместо эксплуатации художественных приемов, соответствующих этому настроению — крупных драматических планов, задушевной музыки, долгих диалоговых сцен, — фильм обращается к воображению и личному опыту зрителя, в котором сокрыт его собственный трагизм. Возможность этого обращения обеспечивают, главным образом, два явления: искрометный юмор и многочисленные киноцитаты.



Вообще, если рискнуть и попытаться определить жанр «Лакричной пиццы», то это запросто может быть комедия. Чего стоят одни гротескные персонажи Тома Уэйтса и Шона Пенна… Эти двое как будто живут в своей кинореальности, которая не то попсовый блокбастер с прыжками на мотоцикле через костер, не то пафосная драма о ветеране какой-нибудь войны. Они могли бы быть героями любого другого фильма и наверняка сделали бы его даже лучше. В сюжетных рамках «Лакричной пиццы» большее впечатление, чем вид этой парочки, производит только феерическое появление Брэдли Купера в роли безумного голливудского продюсера Джона Питерса, по совместительству очередного бойфренда Барбры Стрейзанд. Но, как говорится, лучше один раз увидеть. В конечном итоге вся эта галерея фриков очень удачно оттеняет чистосердечность и вместе с тем психологическую уязвленность главных героев. Все, кроме Аланы и Гэри, как будто знают, что находятся в фильме: даже в очень нелепой, абсурдной ситуации они действуют уверенно и радикально, ну или бросают эффектные фразы и многозначительные взгляды, как бы невзначай.

Кроме персонажей-пародий на поп-звезд 70-х и словесных цитат из классики кино, Андерсон использует сеттинг каждой отдельной сцены для раскрытия одной из центральных тем его творчества — коммуникации в самом широком её понимании. В зависимости от того, какой антураж окружает действующих лиц в кадре и какой темпоритм монтажа соответстветствует той или иной сцене, зритель может определить характер взаимоотношений между персонажами. Таким образом, визуальные особенности отдельных эпизодов в фильме позволяют физически ощутить разницу между ослабленной и укрепленной эмоциональной связью, разрушенной или созданной.

Для Андерсона как для режиссера коммуникация не ограничивается человеческим общением; гораздо большую ценность она обретает в форме культурного диалога. Так, интеллектуально-эмоционально взаимодействие выходит за пределы круга героев или актеров фильма и устанавливается между двумя поколениями, двумя эпохами. Атмосфера «Лакричной пиццы» пропитана духом 70-х (насколько справедливо можно судить об этом с позиции непричастного поколения) и невольно отсылает зрителя к эстетике «Большого Лебовски» братьев Коэн и «Ночам в стиле буги» всё того же Андерсона: гавайские рубашки и вельветовые штаны, съемка на 70-миллиметровую пленку, безбожно пестрящая реклама и, конечно, божественная музыка Дорз, Боуи и соло-гитариста Radiohead, написавшего несколько треков специально к фильму по просьбе режиссера.



Интересно, что в «Лакричной пицце» есть несколько эпизодов, где каждая сцена представляет собой как будто коллаж из кинообразов и жанровых штампов, но такой, из которого нельзя убрать ни один из элементов — иначе бы вся эта легкость и внешняя непосредственность повествования превратилась бы в слабую аллегорию на аллегоричность кинематографа. К счастью, талант Андерсона позволяет ему отказываться от метафорического воплощения умозрительных категорий и с поразительной тонкостью работать с живой материей, создавать новую форму реальности. Вместо постмодернистской рекурсии смыслов, ведущей зрителя не то в кроличью нору, не то в погребальную яму, режиссер раскладывает физическое пространство своей картины на концептуальные слои, которые загадочным образом пересекаются и накладываются. Каждый фильм Андерсона — как лента Мёбиуса: незаметно перетекая из одной плоскости в другую, он безвозвратно утягивает за собой внимание и эмоцию зрителя.

Несмотря на некоторую хаотичность сюжета, картина до самого конца не дает зрителю выпасть из контекста, оставаясь удивительно цельной благодаря прочной внутренней взаимосвязи визуальных образов и естественности действия в кадре. Эта редкая способность вчувствования в художественный мир, с одной стороны, и точного контроля зрительского восприятия — с другой, конечно, дает режиссеру все инструменты для психологической манипуляции: там, где надо, весь зал будет смеяться в голос или напряженно дышать от чувства неловкости. Однако, когда речь идет о Поле Томасе Андерсоне, манипуляция эта воспринимается как великодушное приглашение к внутренней трансформации, к откровению чувства и разума. Как бы то ни было, вывод один: лакричная пицца — это страшно, но попробовать стоит.