«Кирпич»: как культовый нуар Райана Джонсона пересматривает канон школьного кино

Фильм «Кирпич», получивший на Санденсе специальный приз за оригинальность стал культовым в США, но не в России. Пересматриваем этот замечательный неонуар как выдающееся кино о невозможности счастья и трагедии непонимания.

Текст: Иван Киляков
В 2006 году режиссер-дебютант Райан Джонсон выпустил школьную драму «Кирпич». Это кино он снял на деньги родителей и знакомых, в здании своей бывшей школы и с использованием учащихся в качестве массовки. Ни одна студия не поверила в проект на уровне сценария: нуар, да еще и в школе, да еще и в качестве первого фильма. На бумаге всё это, конечно, звучало неубедительно: ведь к нулевым «черный» жанр вот уже пятьдесят лет как потерял актуальность, а школьные фильмы – территория со своими законами. Про школу можно снять «Дрянных девчонок», но нельзя – «Мальтийского сокола». Но новаторство Джонсона, сразу превратившее его из дебютанта в перспективного режиссера, в том, что он доказал: «Дрянные девчонки» – тот же нуар, только не черный, а розовый.

Сюжет фильма – оммаж жанру нуар, но, что интересно, не столько его кинематографическому воплощению, сколько книжному. Джонсон вырос на фильмах с Хамфри Богартом, а как студент киношколы полюбил «Перекресток Миллера», однако на «Кирпич» его вдохновили первоисточники этих картин – детективные романы Дэшила Хэммета «Мальтийский сокол» и «Стеклянный ключ». Даже актерам режиссер предлагал именно читать книги, а не смотреть великие экранизации.

Главный герой «Кирпича» – Брендан (Джозеф Гордон-Левитт), замкнутый одиночка, прошедший через всю школьную иерархию и добровольно ее покинувший. Вернуться туда его заставляет смерть Эми (Эмили Де Рэйвин), бывшей девушки школьника, связавшейся с плохой компанией и, кажется, за это поплатившейся. Незадолго до гибели Эми попросила Брендана помочь ей, но не уточнила с чем, когда же он нашел девушку, та умоляла оставить ее и не вмешиваться больше в ее жизнь. Через пару дней герой обнаружил ее тело у входа в тоннель и теперь не знает, что делать. Брендан, ведомый то ли любовью, то ли желанием всё контролировать, начинает расследование смерти Эми. Оно приведет его и за кулисы школьного театра, и на закрытые вечеринки, и даже в логово местного наркобарона, таинственного Штыря (Лукас Хаас), его помощника Таггера (Ноа Флейс) и загадочной femme fatale Лоры (Нора Зехетнер).



Поместить нуар в старшую школу – это, конечно, метаирония, постмодернистский фокус: смешно, интересно, изобретательно. Но Джонсон идет дальше: несмотря на всю абсурдность ситуации «Кирпич» не становится комедией. То, что школьники говорят языком детективов сороковых, оказывается для режиссера не столько приколом, сколько откровением. Это очень тонкая и во многих отношениях точная аллегория невозможности выразить себя: проблемы героев «Кирпича» не только в том, что одним угрожает смерть, а другим – расплата, но и в разрыве между означаемым и означающим, между речью и ее содержанием. Брендан, разбрасывающийся сентенциями в духе Сэма Спейда, – это подросток, не способный высказать свои мысли, чувствующий одно, а манифестирующий иное. Так и все герои картины не могут подобрать правильный язык для своих переживаний – им остро не хватает каламбуров из «Бестолковых» или доморощенного психоанализа из «Клуба Завтрак».

Трагедия одиночества, оставленности и невозможности быть услышанным выражается не только языковыми, но и жанровыми средствами. Она подчеркивается, например, сценами диалогов, которые ведет Брендан из телефонной будки то ли с другом, то ли всё-таки с самим собой. Эта классическая для нуара запертость в будке – одна из лучших метафор одиночества, визуально показывающая, что разговоры не означают единения, близости. Эта же мысль отчетливо просматривается и в выдающемся финальном эпизоде, когда героиня буквально прижимается к Брендану, как может, но при этом находится от него так далеко, как только возможно.

В любом детективе сыщик всегда не только ищет преступника, но и восстанавливает нарушенный баланс, возвращает справедливость – зачастую ,в сущности, ищет Бога. Нуарный же детектив ищет Бога, зная, что его нет. Сэм Спейд как будто бы всегда догадывался, что в конце пути – пустота, что статуэтка Мальтийского сокола, как Грааль, который не найти, сделана из того, из чего сделаны мечты. И Спейд, и Марлоу (обоих сыграл Хамфри Богарт) в классических нуарах «Мальтийский сокол» и «Глубокий сон» сталкивались с тем, что тот статус-кво, который они призваны восстановить, мир, который должны вернуть, едва ли лучше того, что уже есть. Борьба кровава, а справедливость требует жертв, но стоят ли они того?



Этим же вопросом задается в картине «Кирпич» и Райан Джонсон, показывающий, как маниакальная одержимость Брендана поиском истины не столько восстанавливает статус-кво, сколько окончательно разрушает его. Его борьба за правду оказывается не более чем стрельбой в темной комнате – попасть можно, но в кого? Нарратив фильма одновременно следует за героем, но и критикует его, как критикует и все общественное устройство. Режиссер с точностью, достойной восхищения, показывает, насколько школьная иерархия напоминает распорядок на зоне или, в лучшем случае, структуру криминального мира.

То же в 2004-ом показали «Дрянные девчонки», только на материале африканской фауны: оказалось, что между plastics и изгоями та же пропасть, что между львами и сурикатами. В рамках фильма (как в «Короле Льве») она восполнима, но в реальности печальна: человек оказывается помещен в границы, за которые не выбраться, и главное, которые он не выбирал. Однако если «Девчонки» – кино, хотя и умное, но очень к тому же смешное, «Кирпич» – это трагедия. Не только из-за убийств, недопонимания героев и невозможности изменить систему насилия, но и из-за разрыва между реальностью и мечтой, тем, как хочется и тем, как есть. Все в фильме, даже одетый во всё черное наркобарон Штырь, будто не на своем месте. Вместо привычного идиллического «Клуба Завтрак» они оказались в «Бойцовском клубе».

Главная сцена картины – диалог Брендана и Штыря, в ходе которого хладнокровный преступник с тоской в голосе рассуждает о привлекательности мира, описанного Толкином в «Хоббите». Войны банд, сбыт запрещенных веществ и постоянные склоки, в результате, лишь скрывают трагедию подростковой покинутости. Герои – школьники, но уже в этом возрасте им остается только мечтать о лучшем мире. Мире, в котором они хотели бы жить, но в котором никогда жить не будут. Если вообще будут жить. Ведь и это в старшей школе (и не только) не то чтобы гарантировано.