Румынская новая волна: чем постсоциалистическое кино так приглянулось мировым фестивалям?

Текст: Яся Контарь

Сегодня румынская волна переживает свой очередной расцвет и сложно представить, что еще 15 лет назад это кинодвижение было темным пятном на карте мирового кинематографа.

Неожиданно появившаяся «Новая румынская волна» за полтора десятилетия успела стать одним из самых любопытных явлений в кинематографе XXI века, захлестнувшим фестивальный мир еще с фильмов «Смерть господина Лазареску» Кристи Пую и «4 месяца, 3 недели и 2 дня» Кристиана Мунджиу в середине 2000-х и по-прежнему сохраняющее свою актуальность на важнейших конкурсах Европы.

Однако так было не всегда. В начале нулевых в Румынии снималось больше дюжины картин в год, из которых история большей половины заканчивалась на уровне местных кинотеатров, а единицы, вырвавшиеся на авансцену фестивальных предпочтений, выглядели как штучный товар — причем товар, снятый с минимальными затратами (например, бюджет фильма Мунджиу «4 месяца, 3 недели, 2 дня» составил менее 600. 000 евро). Да и пионеры «румынской новой волны», которым сейчас уже под шестьдесят, пришли в кино из абсолютно параллельных миров: Пуйю — художник, Мунджиу — филолог, случайным образом окончивший режиссерский факультет в Бухаресте, а Порумбою и вовсе сын бывшего футбольного арбитра, которому, казалось бы, лежала дорога в профессиональный спорт. Несмотря на разные старты режиссеров, по итогу, у них сформировалась идентичная область тем— история их страны и вытекающее из этого желание говорить о простых желаниях и бытовых проблемах обычных людей, которые часто живут в провинции или не в самых благополучных районах Бухареста — говорить так, как они могут, и пусть с помощью не всегда идеально выстроенных кадров и длинных планов. К слову, именно эти черты, позже стали одними из основных опознавательных знаков фильмов «новой румынской волны».

В своих интервью Кристиан Мунджиу отчетливо декламирует: «Речь идет не о „новой волне“, но о разрыве с прошлым». Но о разрыве сквозь сублимацию травм и драм коммунизма, о проработке болезненных точек современного общества — в первую очередь, постсоциалистического. Не зря основными темами фильмов стали работа с коллективной памятью, отношения с тоталитарным прошлым страны и его последствиями, а характерными приемами — мрачный юмор, серо-зеленые, мутно-синие цвета, как в старых телевизорах, и объективный реализм.
Все это — отсылки к советскому прошлому, «золотому веку», времени тоталитарного правления Чаушеску — периода, «когда еда была важнее денег и важнее свободы», как говорится в трейлере к знаменитым «Сказкам золотого века» — историческому альманаху о последних днях румынского коммунизма, рассказанному через городские легенды и анекдоты. К слову, сам жанр «комедии» — редкое исключение для режиссеров румынской волны, работающих с мотивами тотальной «безнадеги». И то, даже те же самые «Сказки…», по сути, оказываются лишь доведенной до абсурда иронизацией над жителями, оставшимися без малейшего понятия как существовать в стране без суровых наставлений диктатора.
«Румынская новая волна» постоянно возвращается к этому историческому периоду — в особенности к моменту перелома в декабре 1989 года, когда во время гражданских волнений по всей стране жителям удалось свергнуть тирана Николае Чаушеску. Событие оказалось настолько масштабным для румын, что даже спустя десятилетия местный кинематограф снова и снова исследует эти точки соприкосновения государства и народа. Более того, действие большинства фильмов «румынской новой волны» происходит либо при Чаушеску, либо в стране, уже оставленной им, но по-прежнему не способной стряхнуть с себя пепел прошлого.

Со временем отношение к эпохе Чаушеску претерпело некоторые изменения — в своем роде мифолгизацию и гротескизацию, и если снятая по горячим следам лента Л. Пинтилие «Слишком поздно» (1996) критиковала ушедшую эпоху и оголяла ее болевые точки, то молодые румынские кинематографисты в начале 2000-х, у которых, отсутствует опыт прямого взаимодействия с госконфликтом, наполняют свои «исторические» картины сатирой и фарсом, в каком-то смысле даже становясь ближе к трагикомедиям балканца Эмира Кустурицы, нежели, чем к историческим драмам. Однако это не мешает режиссерам продолжать снимать о революции и социализме («Было или не было?» Корнелиу Порумбою) и «старых временах» («Смерть господина Лазареску»(2005) реж.Кристи Пую, «4 месяца, 3 недели и 2 дня» Кристиана Мунджиу, альманах «Сказки золотого века»).


Самый очевидный пример кино о жизни после свержения Чаушеску, вероятно, лента Корнелиу Порумбою «Было или не было?»(2006) (англ. название «12 часов 08 минут: К востоку от Бухареста») — история о том, как во время очередного телеэфира посвященного годовщине революции, зрители начали спорить о том, была ли революция вообще, и если была, то вышел ли кто-нибудь на площадь и простоял ли там до 12:08 утра пока Чаушеску не сбежал. Абсурднее самого спора может быть только вывод — телезрители наперебой доказывали, что никакой революции не было, что никто не вышел на митинг, а на заднем фоне эфира торжественно красовалась фотография главной площади города, разумеется, пустой. Главный же герой фильма — учитель истории-алкоголик пытается доказать всем, что революция была, и что он сам принимал участие в митингах, однако, что зрителям, что его ученикам, провалившим все экзамены, абсолютно наплевать, что на историю, что на коллективную память.


Интересно, что несмотря на то, что Румыния, как и СССР, пережила эпоху социалистического тоталитаризма — фильмы в постсоциалистических странах получаются абсолютно разные: русские режиссеры занимаются совершенно отличной от румын проработкой прошлого. Если брать массовое кино в России, которое пытается работать с прошлым, то это либо военные драмы Бондарчука, либо «Стиляги» Тодоровского — ни одно, ни другое не воспроизводит печальное, темное и то самое «больное», а лишь ловко играется с образами, превращая историю страны в удобный пропагандистский миф — сказку о «русских богатырях», которые всегда берут верх над своими «идейными врагами». Румыны же наоборот пытаются проработать прошлое, оставить его живым — со всеми «болячками» и недостатками, а не «подвести под ним черту и по возможности стереть его из памяти», говоря словами Адорно. Для этого они и воспроизводят атмосферу эпохи, а не просто одевают своих актеров в исторические костюмы и расставляют по площадки атрибуты времени.

Современные фестивали заинтересованы в честности, в смелости и в умении работать над коллективными травмами и над собой, а не в попытках красиво пересказать запятанную историю, запрятав темное прошлое где-то на антресоли — и в этом в этом вся сила румынской волны.

С другими материалами по теме можно ознакомиться здесь.