Как быть разным: Олег Янковский

Олег Янковский — один из главных актёров переходного советско-российского периода. Все его роли в кино, интересные и важные, долго перечислять даже через запятую. Ещё сложнее с ролями театральными, ведь про них теперь можно только прочитать (и пожалеть, что их не доведется увидеть). Сегодня мы вспомним несколько особенных киноролей, которые отражают мировоззрение Янковского-актёра.



«Служили два товарища» Евгения Карелова — вторая работа Янковского в кино. Но для актёра она была важнее первой: «В фильме «Щит и меч» я был декоративен. Это за меня работала генетика, то была, так сказать, заслуга моих родителей. В «Служили два товарища» уже подключилась моя личность». В первом он сыграл фашиста, во втором — смелого красноармейца.

Его герой Некрасов — бывший студент, как-будто даже интеллигент. В общем, красноармеец не типичный. От начальства ему достается трофейная французская кинокамера и наставление снимать настоящее кино (в нем начальство разбирается: герой Папанова смотрел и «Женщину вампира» (российский революционный хоррор), и коронацию короля Георга). Некрасов сначала отказывается, потому что с техникой не знаком. Но после из рук её не выпускает.


Кадр из фильма «Служили два товарища», 1968. Режиссёр Е. Карелов

Вместе с камерой и статусом оператора Некрасов получил «товарища» — рядового Карякина. Его сыграл Ролан Быков, уже известный на весь Союз. Янковский отметил, что работа с ним была лучшей школой для актёра. Рядом с открытым, вспыльчивым «своим парнем» Карякиным Некрасов не теряется, пусть он почти всегда холоден и бесстрастен. За спокойным лицом видится чувствуется глубокий характер, переданный актёром.

Папанов, Быков, Высоцкий (пока еще не символ поколения, но уже очень правдоподобный белогвардеец) и, с ними на равных, актёр саратовского театра. Янковский начал свой путь в кино с боевого крещения, которое оставила след на всей его карьере.



Так Янковский говорил о героях, сыгранных им в «триптихе» Марка Захарова («Обыкновенное чудо», «Тот самый Мюнхгаузен», «Дом, который построил Свифт»). Работа с режиссёром этих сказок, слишком точно говорящих о реальности, — одна из главных вех творческого пути Янковского. Захаров помог ему из провинциального актёра стать «мэтром» одного из самых смелых столичных театров — «Ленкома». Он же дал ему роли, которые запомнила вся страна.

Барон Мюнхгаузен — воплощение правды, любви и веселья, таких простых и важных вещей, настораживающих его современников (конечно, жителей средневекового Гамбурга, а не СССР). Невероятная энергия героя (большое достижение актёра) будто питает весь город, и все интересное, что происходит там, происходит вокруг него. Он нарушает порядок в этом мире наивных, добрых, но чем-то скованных людей. Не боится себя, своих чувств и своих мыслей. Не может верить в тайне, а только открыто.


Кадр из фильма «Тот самый Мюнхгаузен», 1979. Режиссёр М. Захаров

Его громкий уверенный голос и хитроватая улыбка неизбежно заставят советского зрителя думать о том, что он живёт в стране, где очень не хватает Мюнхгаузенов. «Скверные законы создали осторожные и недалекие люди, и борьба большого художника с ними — счастливая борьба», — так Марк Захаров описывал миссию своего героя. И даже если в итоге этой борьбы Барона заставят долететь до Луны на пушечном ядре, он непременно это сделает, потому что он в это верит.

«Быть настоящим человеком очень нелегко», говорит Медведь из «Обыкновенного чуда», которого герой Янковского обратил в человека. Превратил просто так, для забавы. Но считал его своим сыном, и учил верить в любовь. Может, герои Янковского далеки от того, чтобы быть хорошими людьми, но они настоящие.



Он скандалит на работе со своим начальником (на самом деле, старым другом) чтобы убежать от рутины и заводит молодую любовницу по той же причине. А ещё он мечтатель, который уверяет всех, что летает во сне. Ему, конечно, не верят. Может, тут есть что-то от Мюнхгаузена. Но Макаров живет не в сказочном пространстве символов, а в очень бытовой реальности. И он не может быть героем, примером. Он обычный человек, который запутался так же, как все.

«Некрасов — это я. И Мюнхгаузен — это я. И Макаров из «Полетов во сне и наяву» — это все я». Янковский уверяет, что «дуракавалянье», «губки» и гримасы, всё внешнее в Макарове — его. Может, поэтому зритель не испытывает неловкости, глядя на персонажа, выставляющего себя шутом. Понятно, что такого коллегу, друга, мужа на самом деле было бы тяжело выносить. Но зритель не может стать «обвинителем», потому что видит — герой сам всё понимает. Герой ищет способ жить дальше, и ему всё ещё нужен защитный механизм, который делает его жизнь интереснее, а значит проще. Правда, его близким от это становится только тяжелее.


Кадр из фильма «Полеты во сне и наяву», 1982. Режиссёр Р. Балаян

Адвокатом зритель тоже не может быть — все-таки, перед героем Янковского нет непреодолимых обстоятельств, да и осознание сложности своего характера не освобождает от ответственности. Остается только быть свидетелем и по-человечески жалеть запутавшегося Макаров. И верить в его перерождение, которое обещает финальная сцена: герой, слишком далеко зашедший в своих шалостях, зарывается в стог сена, ложится в позу эмбриона и плачет. Во многом, кстати, это импровизация Янковского.

Истории инфантилов, по-современному «кидалтов», становятся ключевыми темами для многих режиссёров. В их числе и Вуди Аллен, и Уэс Андерсон. Но их герои живут скорее в разноцветном и условном мире, а Макарову приходится существовать «наяву». Это вечная проблема, с которой суждено встретиться каждому поколению.
Для своего поколения героем стал Макаров, неизменно носящий джинсы и раздражающий свое удивительно терпеливое окружение.



С Андреем Тарковским Янковский познакомился случайно. Ассистентка (и будущая жена) режиссёра увидела в нём сходство с отцом Тарковского, чей образ нужен был для фильма «Зеркало». Тарковский сходство признал, и Янковский получил небольшую, но важную роль в одном из самых личных и сложных фильмов режиссёра. Однако вершиной их совместной работы стали съемки «Ностальгии».

Стать актёром у Тарковского — всё равно что стать избранным. По словам самого Янковского, режиссёр работал с теми, кого чувствовал на духовном, «природном» уровне. И конечно, это вызов. Тарковский, стремившийся запечатлеть саму жизнь, не объяснял актёрам замысел фильма, не хотел, чтобы они думали об этом. Они должны были проживать свои сцены искренне. Тем не менее, актёр и режиссёр много говорили об этом фильме. Они приехали в Рим, чтобы снять историю русского писателя, который ищет в Италии следы крепостного русского музыканта. Он тоскует по родине и не может вернуться.


Кадр из фильма «Ностальгия», 1983. Режиссёр А. Тарковский

Тарковский хотел, чтобы это было сыграно «по-русски», чтобы русские зрители видели в писателе своего, чтобы чувствовали, что в Италии он чужой. Конечно, это «медленное кино», в котором очень мало разговоров. Играть молча — особое искусство, в котором Янковский уже практиковался в фильме «Дом, который построил Свифт». Там он играет главного героя, писателя Свифта, и молчит практически весь двухсерийный телефильм. Когда играешь молча, важно, что ты проживаешь.

Главную сцену фильма, проход со свечей, Янковский называет одним из своих главных достижений. Тарковский хотел, чтобы он эмоционально передал «последние шаги перед смертью». Не говоря, не глядя в камеру, Янковский смог сыграть то, что практически невозможно увидеть и в самой жизни.