Дочки-матери: рецензия на «Незнакомую дочь», режиссёрский дебют Мэгги Джилленхол

До Netflix добралась драма Мэгги Джилленхол о тяготах материнства, забравшая из Венеции приз за лучший сценарий и имеющая, кажется, все шансы побороться за Оскар. Об одном из самых выдающихся дебютов последних лет и о том, как красота в нём сочетается с жестокостью, – в нашей рецензии.

Текст: Иван Киляков
В свой отпуск американский преподаватель сравнительного литературоведения Леда (Оливия Колман) едет в Грецию – поваляться на пляже, вкусно поесть и немного поработать. Всё это героине неплохо удается, пока на том же пляже не появляется шумная и раздражающая семейка её соотечественников, которая каждый год снимает в этих местах большую розовую виллу. Героиня расстраивается, но позиций не сдаёт: отказывается даже передвинуть свой лежак, чтобы «не мешать» всей новоприбывшей семье быть вместе. Леда отдыхает в одиночестве, но, в общем-то, совсем не скучает: она флиртует со студентом из Дублина Уиллом (Пол Мескал), ровесником её дочерей, принимает ухаживания харизматичного управдома Лайла (Эд Харрис) и общается с Ниной (Дакота Джонсон), молодой матерью, которая напоминает Леде ее саму двадцать лет назад.

Себя в возрасте Нины она помнит прекрасно, хотя и говорит, что уже всё забыла. Нет, не забыла, конечно: молодая, подающая надежды аспирантка Леда (Джесси Бакли) часто (даже слишком) вспоминается уже 48-летней преподавательнице на пляже. Героиня мысленно перебирает эпизоды своей жизни: вот она кричит на дочь за то, что та испортила ее, Леды, детскую куклу; вот она влюбляется в профессора, расхваливающего с трибуны ее статью про Одена; вот пытается выучить фразу и запирает назойливую дочь в ее детской. А вот бросает мужа и двоих детей, Бьянку и Марту, уезжая от них далеко и надолго.

Леда вспоминает всё это и пытается проанализировать собственную жизнь, но чем дальше она заходит в саморефлексии, тем сложнее становится понять: а где, собственно, ее жизнь? Молодая Леда в воспоминаниях не может собрать фрагменты своего существования воедино – пятилетняя дочь не хочет (да и не может) понять, что мама работает; муж всячески избегает ответственности (у него ведь работа), статья про Йейтса не хочет писаться, а сама Леда не может очертить границы своей и чужой жизни.


Джилленхол показывает, как уставшая от работы и детей молодая Леда буквально утрачивает собственную телесность – её субъектность оказывается не просто под вопросом, но совсем не существует. Тело Леды оказывается как бы отдано в собственность ее дочерей, а она ничего не может с этим сделать. Потому что она же мать. Не по вине государства, законов или отсутствия прав, но просто потому что роль матери приписывается каждой женщине как совершенно естественная. И эта роль для Леды, уже в исполнении Оливии Колман говорящей: «I am an unnatural mother», – оказывается не даром, но проклятием.

Кино Джилленхол сложно назвать революционным: в сущности, «Незнакомая дочь» – это несколько более драматическая версия «Женщины, которая убежала» и продолжение дискурса о границах женской субъектности. Но стиль начинающей режиссерки не может не заинтересовать: Мэгги Джилленхол чувствует любую неестественность в кадре, а потому наигранности и заштампованности в картине не остается места, и когда Леда в баре решает повторить сцену из фильмов бондианы – femme fatale что-то шепчет игроку за столом – она смущенно убегает: жизнь все-таки не кино. «Незнакомая дочь» – фильм поразительной, даже местами болезненной искренности, поэтому смотреть его иногда совершенно невозможно, но также невозможно и оторваться.

В Венеции фильм наградили за лучший сценарий, хотя главный секрет картины всё же не в нем. Речь героев изысканна и проста одновременно, шутки смешные, а прощания печальные, – но это всё лишь обрамляет глубинную растерянность персонажей, лежащую в основе фильма. Растерянность, точнее всего отраженную именно режиссёрскими средствами. Джилленхол гениально улавливает даже самые незаметные эмоции, даже тени эмоций на лицах своих актрис. Смотреть на слегка ошарашенную Колман давно не было так приятно (в четвертом сезоне «Короны» это уже раздражало), а Дакоту Джонсон и вовсе не узнать ни внешне, ни по неожиданной глубине актерского диапазона. Но «Незнакомая дочь» нельзя назвать актерским кино, как какого-нибудь «Короля Ричарда», держащегося только на несколько вялой уже харизме Уилла Смита. Фильм Джилленхол – это прежде всего неожиданный пример торжества сторителлинга; того, как форма может изменить восприятие даже кажущегося самым простым содержания.


Половину фильма женщина средних лет лежит на пляже, другую половину она же, но моложе на двадцать лет, возится с детьми – из такой фабулы режиссерке удается сделать, в первом случае, первоклассный триллер, во втором – практически боди-хоррор, и это, в общем-то, поражает. Картина уникальна своим жанровым многообразием, отсутствием всякой напыщенности или избыточности (за исключением разве что несколько выбивающегося финала) и совершенно по-хичкоковски нагнетаемой атмосферой. Зритель невольно вздрагивает, даже смотря, как дети под не слишком пристальным надзором взрослых бегают по пляжу.

«Незнакомая дочь» интересна как один из лучших дебютов года и, вероятно, один из лучших фильмов года вообще, но это кино не только кинематографической ценности. Это, прежде всего, очень объемное, живое высказывание о том, что материнство бывает разным, а жизнь не бывает простой. Оливия Колман и Джесси Бакли в удивительно конгениальном дуэте показывают, что быть плохой (не лучшей) матерью не значит быть плохим человеком. А Мэгги Джилленхол еще и с очень необычной для дебютантки мастеровитостью (как будто до этого она на самом деле тайно сняла фильмов пять) показывает, что при определенной изобретательности даже анекдотичные ситуации в духе «сидит лось на рельсах» можно преподнести с напряжением, саспенсом и серьезностью, достойными премингеровского «Исчезнувшая Банни Лейк».