Медитация на зло: рецензия на «Естественный свет»

В прокате стартовал венгерский фильм «Естественный свет» – старомодная военная драма от дебютанта Денеша Надя. Об этой медитативной картине, получившей приз за лучшую режиссуру на Берлинском кинофестивале, – в нашей рецензии.

Текст: Иван Киляков

Картина посвящена попытке венгерских профашистских солдат пройти через лес, в котором засели советские партизаны. Те борются с захватчиками, как могут, хотя храбрости хватает не у всех – перед опасным переходом венгерский специальный отряд по поиску партизан останавливается в деревне, где его солдат встречают не то, чтобы радушно, но без сопротивления. Оттуда венграм предстоит двинуться в лес, из которого прежним, конечно, уже не выйдет никто.


История, которая могла бы показать войну как героическую дуэль, пространство столкновения воль (излюбленные штампы современного российского патриотического кино), оказывается чем-то совсем другим. Еще на титрах перед началом фильма, сообщающих, что 100 тысяч венгерских солдат сражались во Второй мировой на стороне фашистской Германии, становится понятно, что «Естественный свет» – попытка со стороны режиссера осмыслить историческую травму, понять, почему все случилось именно так, как случилось. Поэтому на финальных титрах задумываешься уже о том, как же картину пустили в российский прокат – ведь после нее смотреть отечественные, политически ангажированные, военные фильмы, в сущности, совершенно невозможно.

Напрочь забываются при просмотре «Естественного света» и голливудские картины («Спасти рядового Райана», в котором спасают не столько Райана, сколько души зрителей) или современные эксперименты с формой («1917»). По настроению фильм Денеша Надя гораздо ближе к германовской «Проверке на дорогах» как к истории о моральном выборе и венгерскому же «Мефисто» – как к истории о компромиссной попытке отвернуться от непривлекательной реальности и представить, что зла не существует. Как ни странно, в референсы можно записать и слоубернеры независимой кинокомпании А24 (или, к примеру, румынскую «Смерть господина Лазареску», смотря что вам ближе) – это такая же медитация на абсолютное зло, в которой основное действие происходит в последние пятнадцать минут.

Фильм – точное, хотя порой и несколько избыточное, высказыване о том, что нет, конечно, никакого героического столкновения воль. Есть желание выжить на краю бездны. Война оказывается состоянием экзистенциального ужаса, адом на земле, кошмаром наяву. Ее не должно быть, но она идет, и это не война добра со злом, левых с правыми, захватчиков с защитниками. Это столкновение человека с чем-то, выходящим за границы рационального, за рамки возможного. Это попытка оставаться человеком в ситуации, тотально исключающей такую возможность. От бессилия солдаты пробуют разное: интересны, к примеру, проходящие через всю картину просьбы сослуживцев главного героя сфотографировать их на его фотоаппарат. Запечатлеть момент, остановить время, зафиксировать вечность, – все это пробуют персонажи, не зная точно, но чувствуя, что траектория их жизни пошла куда-то не туда и лучше бы остановиться, пока еще можно. Но уже, конечно, нельзя.


Старые истины подаются в картине старомодно: через крупные планы отведенных глаз, рук, держащих автомат, и ножей, разрезающих туши. Фильм построен на эскалации насилия: от подробного, как в пособии для охотника и рыболова, изображения разделки солдатами туши лося сюжет с неторопливостью, явно перенятой у своего главного героя, доходит до финальной стадии расчеловечивания, наступления тотального хаоса.

Главный герой – венгерский фермер, а теперь капрал Шеметка. Он не самый запоминающийся человек, которого вы можете встретить в толпе. Его лицо забывается быстро, хотя отсутствующий, проходящий как будто мимо любого объекта, взгляд оседает в памяти надолго. Мы не знаем, всегда ли у Шеметки был такой взгляд: так ли он смотрел на скот, который разводил, и на огород, который вспахивал. Не знаем, так ли он смотрел на жену и сына. Знаем только, что так он смотрит на командира и на партизан. На сослуживцев и главу деревни.

Отсутствующий взгляд Шеметки перенимает и камера: в фильме нет ни одного яркого кадра, ни одного счастливого мгновения, даже небо в нем цвета грязи. Правда, пару раз камера застывает, словно всматривается во что-то – ее завороженный взгляд фиксирует разложение. Разлагается ухо мертвеца, разлагается человек на столбе, разлагается мораль и разлагается совесть. Избыточная телесность фильма нужна не столько для достижения реалистичности, которая, безусловно, важна, но не то чтобы слишком интересна, сколько для того чтобы подчеркнуть – ничего, помимо тела, и не осталось. Бога нет, но вы держитесь. Держаться, правда, не за что: за старую дружбу цепляться бессмысленно (с этой темой связан, вероятно, главный твист фильма), за правое дело хвататься смысла нет. Смысла вообще нет, есть череда эпизодов, бессюжетная, в сущности, история о маленьком человеке на большой войне. И о том, что война останется, а человек умрет.


Умрет быстро или медленно, физически или духовно – всё неважно, всё второстепенно. Первичен сам факт смерти, а потому она в центре картины. Режиссер часто и с интересом фокусируется на лицах не потому, что актеры такие уж красивые, а потому, что за слоем грязи и впалостью щек проглядывает печать смерти. Она – на каждом лице, и ее не смыть, сколько ни пытайся.

Также и с войны не уйти, от ужаса не укрыться, а от жизни не спрятаться. Могут, конечно, дать двухнедельный отпуск, но толку-то. Просто на небо цвета сухого пайка и солнце цвета крови герой будет смотреть, не сидя на измученном коне, а выглядывая из окна уносящегося в родную Венгрию поезда.